Миллионы Стрэттон-парка - Страница 65

К оглавлению

От одного вида поднявшегося во весь свой гигантский рост Генри можно было прийти в смятение.

– Если вы не тот, за кого себя выдаете, – грохотал Генри, – то что же вы здесь задумали?

– Ничего, – слабо пропищал Квест, ладонью утирая лицо.

Громкий голос Генри подавил его волю.

– Люди, поджигающие на ипподроме препятствия, запросто могут взорвать трибуны. Все, передаем его полиции.

– Да не взрывал я трибун, – проговорил еще больше испугавшийся Квест.

– Неужели? Вы же были здесь в пятницу утром. Сами же в этом признались.

– Ничего подобного… Я не был здесь тогда.

– Ну нет, вы определенно были здесь, – сказал я. – Вы заявили полиции, что видели, как машина Дарта Стрэттона въезжала в главные ворота между восьмью и половиной девятого утра.

Гарольд Квест явно не знал, что сказать.

– И какой смысл, – добавил Роджер, – было пикетировать ворота ипподрома в такое время, да еще в тот день, когда известно, что не будет никакой публики.

– Хотя телевидение все-таки приехало, – заметил я, – после взрыва.

– Мы вас видели, – с жаром заговорил Кристофер. – По телеку сказали, что это вы сделали. Вы почти убили моего брата и так покалечили моего папу.

– Не делал я этого!

– Кто же тогда сделал? – заревел Генри. – Ты и сделал! Ты путался тут под ногами, мешал, ты же не демонстрант, ты уничтожил имущество ипподрома и пойдешь теперь в тюрьму. Полковник, пошлите за полицией, они копаются там, за оградой. Пусть им скажут, что мы нашли террориста.

– Нет!– заскулил Квест.

– Тогда выкладывай, – приказал Генри. – Мы слушаем.

– Ладно. Ладно. Препятствие я поджег, это правда. – Квест не признавался, а умолял. – А трибуны не трогал, никогда. Не трогал я, Бог свидетель.

– При чем тут Бог? Попробуй убедить нас.

– Зачем вам понадобилось поджигать препятствие? – задал вопрос Роджер.

– Зачем? – Квест с отчаянием обвел комнату взглядом, словно ответ мог быть написан на стенах.

– Зачем? – гаркнул Генри. – Зачем? Зачем? Зачем? Только не пытайся пудрить нам мозги своими правами животных. Мы тебя уже знаем, с тобой все ясно. – Он махнул рукой на гамбургер. – Так зачем ты это сделал? Не скажешь правды, пеняй на себя.

Квест увидел проблеск надежды:

– А если я расскажу, вы меня отпустите?

– Посмотрим, – сказал Генри. – Сначала выкладывай.

Квест посмотрел на великана, на всех нас, уставившихся на него враждебными взорами, потом перевел взгляд на обертки и гамбургер на столе и вмиг потерял самообладание.

На лбу у него выступили капельки пота.

– Мне за это заплатили, – признался он. Это заявление было встречено гробовым молчанием.

Квест обвел нас взглядом загнанного зверя, и пот заструился по его лицу.

– Я актер, – оправдывающимся тоном проговорил он.

Опять молчание.

Отчаяние Квеста возрастало по мере повышения звука его голоса. Он взвывал все на более высоких тонах.

– Да, вы не знаете, что значит ждать и ждать работы, сидеть у телефона и вечно смотреть на него, а он молчит. И жить на крошках… Хватаешься за любое предложение, совершенно любое…

Молчание.

Он жалостливо тянул:

– Я хороший актер…

Я подумал, что этого никто из нас отрицать не станет.

– …но все зависит от везения. Нужно иметь знакомства…

Он стащил с головы съехавшую набок шапочку и сразу стал похож на обыкновенного Гарольда Квеста, сидящего на мели актера, а не на Гарольда Квеста, психопата-фанатика.

Он произнес:

– Мне позвонил кто-то, сказав, что видел, как я играю демонстранта, протестующего против охоты на диких зверей в телевизионном фильме… так, маленькая роль, эпизодическая, без слов, без диалогов, нужно было выкрикивать лозунги и браниться, но мое имя было в титрах, лидер демонстрантов – Гарольд Квест.

Удивительное дело, он страшно гордился тем, что его имя назвали в титрах.

– И тот, кто позвонил по телефону, сказал, может быть, я соглашусь устроить настоящую демонстрацию, за деньги? И мне не нужно будет платить гонорар театральному агенту, потому что он нашел мой телефон в справочной книге, куда заглянул просто на всякий случай…

Он остановился, изучающе глядя на наши лица, умоляя понять его, но никто не хотел понимать.

– Ну, – чуть слышно проговорил он, – меня выселяли из квартиры за неуплату квартплаты, мне некуда было деваться, я уже жил на улице раньше, это ужасно… уж лучше…

Что-то в его рассказе, какая-то нотка жалости к самому себе напомнило мне, что это актер, и неплохой, и что всем этим рыданиям не следует очень сильно доверять. Но, подумал я, пусть продолжает. Может быть, проговорится, не может быть, чтобы не проговорился.

Он и сам понял, что жалостливость не встречает сочувственного отклика, и решил предложить нам более деловое объяснение.

– Я спросил, что нужно делать, и мне сказали, что нужно приехать сюда и устроить кавардак…

– Сказали! – удивился Роджер.

– Нет, сказал. Он сказал, чтобы я собрал несколько настоящих демонстрантов и уговорил приехать сюда пошуметь и покричать. Я так и сделал, походил, поискал, нашел эту крикливую сучку Паулу, она привела с собой друзей… и, поверьте мне, я провел с ними целую неделю и чуть не сдох от них…

– Но ведь вам платили? – предположил я. – Вы брали деньги?

– Ну… – он замялся. – Чуть-чуть сначала. Чуть-чуть каждый день. Да.

– Каждый день! – недоверчиво повторил я. Он кивнул.

– А за поджог заборчика?

Он окончательно сник.

– Он ничего не говорил о том, чтобы сжечь препятствие, во всяком случае поначалу.

– Кто, – без тени угрозы спросил Роджер, – кто он?