Ханна вырвала руки и двинула меня ногой. Ее сын, который даже не знал меня, вмешался в драку и с такой же злостью поддал мне два раза и тоже ногой, однако не подумал, какие это может иметь последствия для него самого.
Когда он пытался ткнуть меня в третий раз, я изловчился и, схватив его ногу, резко повернул ее, от неожиданности и боли он взвыл и, потеряв равновесие, трахнулся головой о пол, при виде чего Ханна разразилась леденящими душу воплями. Да, ему здорово не повезло. Я дотянулся до него и с удовольствием заехал ему в рожу, а потом добавил, расквасив ему морду о пол. Ханна налетела на меня, и я понял, что у ее туфель острые мысы и стальные шпильки вместо каблуков.
Каким-то шестым чувством я улавливал, что Роджер старается унять драку, но для этого ему понадобился бы пистолет.
Кит с размаху врезал мне ботинком и продолжал бить меня без разбору. От его зверских ударов у меня содрогались все внутренности. Роджер, нужно отдать ему должное, делал все, что мог, чтобы оттащить его от меня, и приблизительно в этот момент дверь с улицы отворилась, принеся нам долгожданную передышку.
– Что это? – проблеял мужской голос. – Что здесь происходит?
Вошедший в раж Кит, стряхивая державшие его руки Роджера, кинул:
– Уходи отсюда, Айвэн. Не суй нос в чужие дела.
Как мне кажется, тот, наверное, так бы и сделал, если бы вслед за ним не вошел человек, с которым не так-то просто разделаться.
Повелительный голос Марджори перекрыл шум битвы.
– Кит! Ханна! Вы что, с ума посходили? Вы что делаете? Полковник, вызовите полицию. Вызывайте полицию сию минуту.
Угроза сработала немедленно. Ханна перестала пинать меня ногой и вопить. Кит, тяжело отдуваясь, отступил назад. Джек отполз на карачках. Роджер поставил костыли рядом со мной и протянул руку, чтобы помочь мне встать. Это дело оказалось намного труднее, чем он предполагал, тем не менее воспитанная военной службой стойкость взяла свое, и я поднялся на ноги. Оперевшись на руки, я подхватил костыли, прислонился к стене и тут увидел, что приехали не только Айвэн с Марджори, но и Конрад с Дартом.
За короткий момент тишины Марджори оценила обстановку, заметила неутихающую ярость в движениях Ханны, неудовлетворенную звериную жестокость Кита и угрюмое желание отомстить на физиономии с расквашенным носом у Джека. Она бросила взгляд на Роджера и закончила обозрение поля битвы, оглядев меня с головы до ног и остановив свой взор на моем лице.
– Позор, – с укором произнесла она. – Дерутся, как животные. Нужно же голову иметь на плечах.
– Его не должно быть здесь, – хрипло выдохнул Кит и, не переводя дыхание, соврал: – Он меня ударил. Это он начал.
– Он сломал мне нос, – заскулил Джек.
– Только не говорите мне, что он напал сразу на вас троих, – съехидничал Дарт. – Так вам и надо.
– А ты заткнись, – вне себя от злости бросила ему Ханна.
Высказался и Конрад:
– Дыма без огня не бывает. Он что-то такое сделал, из-за чего все это началось. Я имею в виду, что в этом не приходится сомневаться.
От важности он раздулся, перед нами был судья, взвешивающий улики и доказательства, столп правосудия, воплощение царственного величия.
– Ну-с, мистер Моррис, так почему вы нанесли моему брату удар и напали на его семью? Что вы можете сказать в свое оправдание?
«Подсудимому, – подумал я, – время защищаться». Я прочистил горло. Одолевала страшная слабость. Но я еще был недостаточно зол, чтобы поддаться ей и не позволить им насладиться моей слабостью.
Когда я убедился, что голос у меня достаточно окреп и я в силах не квакать, а говорить, я начал:
– Я не наносил вашему брату ударов. Я ничего не сделал. Они же попытались побить меня за то, что я есть то, что я есть.
– Какая-то ерунда, – произнес Конрад. – На людей не налетают только за то, что они есть то, что они есть.
– Скажи это евреям, – вставил Дарт.
Они все были шокированы, но не слишком. Марджори Биншем сказала:
– Выйдите все. Я здесь сама разберусь с мистером Моррисом. – Она повернулась к Роджеру. – И вы, полковник, тоже. Выходите.
Конрад промычал:
– Это же небезопасно…
– Что за чушь! – оборвала его Марджори. – Выходите немедленно.
Они повиновались и, посрамленные, стараясь не глядеть друг на друга, потянулись из комнаты.
– Прикройте дверь, – приказала она, и выходивший последним Роджер закрыл за собой дверь.
Она вела себя совершенно без суеты, никаких лишних движений, очень уравновешенно и уверенно. На ней было темно-синее пальто с торчащим из-под него белым круглым воротничком, как у священнослужителей, таким же, как в прошлый раз. И вообще она была такой же, как в прошлый раз – волнистые седые волосы, хрупкая фигурка, пронзительные ястребиные глаза.
Она критически оглядела меня изучающим взглядом и сказала:
– Вчера вы позволили взорвать себя, а сегодня дали топтать себя ногами. Что же это получается, а? Не очень умно.
– Нет.
– И отойдите от стены. Вы пачкаете ее кровью.
– Я ее потом покрашу.
– Почему у вас столько крови?
Я рассказал ей о своих синяках, царапинах, ранах и ранках и скобах, поставленных медиками в больнице.
– Похоже, – сказал я, – часть из них выскочила со своего места.
– Понятно.
На несколько мгновений она, казалось, пребывала в нерешительности, что совершенно не подходило ее облику сильного, с твердой волей человека. Потом она сказала:
– Если желаете, я могу освободить вас от нашего соглашения.
– О? – изумился я. – Нет, отчего же, соглашение остается в силе.
– Я никак не ожидала, что вы так пострадаете.